Читать интересную книгу Охота на гончую - Михаил Кранц

Так горстка людей, если хоть один из них обладал достаточным опытом, могла пройти там, где был обречен большой караван. Но вскоре пришлось двигаться по ночам, гораздо медленнее, чем прежде – чтобы избежать перегрева, валившего с ног.

Изредка на глаза еще попадались развалины и высокие, правильной формы курганы. Николаю чудилось, будто они мерцают во тьме чуть заметным, бледным сиянием. Точь-в-точь далекий след небесного пса над землей. Как-то во время привала Яо был необычно словоохотлив. И рассказал все, что знал из легенд и преданий о древнем народе, жившем когда-то здесь. О колесницах, преодолевших пески и горы, о долгой битве за святую вершину Кайлас, или Меру, как называли её среди избранных.

Здешний китайский, на котором свободно общались разноплеменные странники, для Николая был слишком сложен. Особенно при обсуждении столь высоких материй. Но мало-помалу все складывалось воедино, будто осколки разрушенной за века мозаики. Полностью воссоздать детали, цвета и оттенки было уже невозможно, но общие очертания угадывались, хоть и не без труда.

В прошлом великий народ, как часто бывает в истории, не выдержал собственного могущества. Вожди – потомки богов Индры, Ямы и Рудры – пытались привить рабам и простолюдинам аскетическую мораль. Ведь легче всего управлять теми, кто не имеет потребностей и желаний сверх малого. Недовольные же, напротив, объявили земные блага смыслом жизни для всех, и число их сторонников росло год от года.

Вспыхнул мятеж, и ответ был жестоким. В долгой, кровопролитной войне победило правящее сословие, но победа далась ему слишком дорого. Некогда величайшая империя обессилела и пришла в полный упадок. Воины, покинув разоренные города, стали кочевниками. От них пошли хунну, че-ши, дин-лины и белые люди западных стран. Мирные жители растворились, бесследно исчезли среди соседей – желтых и черных. И только выжившие главари мятежа, слуги жестокой богини Кали, пытались любой ценой уберечь себя и свою древнюю веру. Так разрушители и хранители поменялись местами, но никто из них уже не мог созидать. От былого величия остался лишь исполинский знак, высеченный на склоне горы Кайлас. Этот «солнечный крест», как называл его Яо, по описанию напоминал Николаю свастику.

– Таков мир, – назидательно произнес монах, завершая рассказ. – Бытие есть страдание, долгая череда рождений и смертей каждого существа, народа и даже бога. Лишь просветление Будды Шакьямуни открыло нам истину…

– Согласен, – поддакнул Николай, зевая. – Мы в эту жизнь попали, как лисица в капкан. Но станешь ее из капкана вытаскивать – лицо порвать может!

Российская народная мудрость в переводе на непривычный язык наверняка звучала убого. Но было видно, что Яо мысль понял и по достоинству оценил.

Вскоре стало не до отвлеченных дискуссий. Перед глазами вставал еще один покинутый город, на взгляд Николая – скорей, небольшой поселок. И что-то странное было в нем.

– Здесь жили совсем недавно, – оповестил зоркий даже в темноте Сыма. – Видите, тлеет повсюду? Город сгорел день-другой назад!

– Это, должно быть, Дунхуа, у самой границы империи, – голос Яо ничем не выдал тревоги. – Так или иначе, нам нужен колодец. Воды в дороге может и не хватить.

Выбирать не приходилась. Оставалась надежда, что люди, запалившие этот костер, все же достаточно набожны, чтобы не связываться с паломниками. А нелюди… При всем уважении к боевым искусствам монахов, Николай мог рассчитывать лишь не себя.

Ближе к закопченной, потрескавшейся стене темными валунами громоздились трупы. Скорченные в предсмертных судорогах, окровавленные, с обломками стрел и копий, застрявшими промеж костей. Иные тела принадлежали людям, иные – мохнатым джучи, а многие вовсе не походили на что-либо, виденное Николаем прежде. Словно жители города и демоны из пустыни объединились против общего, безжалостного врага, но все было тщетно. И теперь, после жуткой бойни, не нашлось никого, чтобы подтвердить или опровергнуть саму возможность такого союза.

– Здесь побывали че-ши из Турфана, – заключил Лабсанг после непродолжительного осмотра. – Живых не оставили. И припасов тоже. Колодец завален трупами – пить нельзя.

Последняя фраза против воли звучала, как приговор.

– Что ж, пора идти дальше, – с философским спокойствием отозвался Яо. – Слишком много убитых, чтобы свершить над каждым погребальный обряд. Да и пахнет просто невыносимо.

Глава V

Высокая, серым пятном мелькающая в лунном свете фигура манит за собой. Это, должно быть, Тумын – самый рослый из пятерки монахов. Его широкая спина для Николая будто маяк среди моря песка, высохшего до стеклянного хруста под дареными сапогами, до похоронной музыки в ушах. Нельзя отстать, нельзя потерять из виду. Разве получится выжить тут в одиночку? А назад пути нет – слишком уж много пройдено, чтобы хватило сил и желанья вернуться, довольствуясь каплей влаги, смочившей губы.

Тумын идет все быстрее. Почти бежит, вот-вот скроется с глаз. За ним! Вверх, по крутому склону, как по облакам, что сгрудились внизу, словно испуганные овечки. Стоп! Откуда, мать вашу…

Нет больше ни звезд, ни луны, ни проклятых песков до самого горизонта. Лишь горы, свет, и ледяной, разреженный воздух, которым дьявольски трудно дышать. Даже Тумына давным-давно нет – и как угораздило принять за него бородатого старца в снежно-белых одеждах? Длинные седые волосы развеваются на ветру, походка на удивление легкая и пружинистая, будто почтенный возраст – только личина, скрывающая немалую силу внутри.

Развернувшись на еле заметной тропке, старик двинулся прямо сквозь островерхую, иззубренную ветром скалу. И пропал, словно его и не было.

– Эй!

Только эхо над горной грядой разлетелось тысячью голосов. Ответ пришел позже, и Николай вздрогнул, услыхав его в собственной черепной коробке.

«Калагия, Калагия! Это – священный зов, дорога открыта!»

– Кто здесь?

«Не нужно слов! Есть много такого, что нельзя выдавать в звуке. В нем наша мысль, обретая силу, может нанести величайший вред. Поэтому все, открытое до сужденного срока, ведет к неисчислимым бедам. Великий Странник, Ригден-Джапо, Майтрейя – лишь глупцы и отступники произносят эти имена вслух!»

Ничего и впрямь произнесено не было. Беззвучные мысли – свои и чужие – хороводом вертелись в голове Николая. Впору было предположить раздвоение личности, шизофрению и манию величия в одной упаковке из плоти. Но ослепительно яркий город, раскинувшийся внизу, просто не мог померещиться! Иначе не оставалось смысла жить дальше.

У подножия горы, словно бриллианты в оправе, сверкали великолепные дворцы, соединенные между собой мостами из чистого золота. В том, что город сложен из драгоценностей, не было сил сомневаться. Лишь черная птица, время от времени закрывавшая крыльями «солнечный крест» на соседнем склоне, казалась Николаю вымыслом, жалким обманом зрения, тающим в лучах зари миражом.

Как алмаз, играет, переливается свет на башне посреди площади. Он там, в изумрудных стенах – Великий Странник, вечно бодрствующий на благо людей. Его глаза никогда не закрыты, он видит все земные события, и мысль его проникает в самые дальние страны. Нет для него расстояний, и он мгновенно окажет помощь достойным и доблестным. Его огонь может рассеять любую тьму. Его сокровищницы открыты для всех, кто отдал себя в служение справедливости. Такие, как он, пишут судьбы людей, а после непостижимо их изменяют.

«Вижу, ты многое вспомнил! – вновь послышалось будто бы изнутри. – Когда-то за страшный грех тебя приговорили к изгнанию. Но настала пора очиститься и вернуться в истинный мир!»

Краем глаза Николай заметил черную птицу, что камнем бросилась вниз, перед самой землей вновь расправила крылья и удивительно мягко села на вершину скалы.

«Будь осторожен! – предупредил беззвучный голос. – Этот гриф – дух и плоть врага, он стремится разрушить хранящую тебя силу, отвлечь от поставленной цели. Не поддавайся, исполни предназначение!»

Ведомый голосом, Николай шагнул к самому краю пропасти. Под ним сиял драгоценный город, о чем-то неуловимо шептала река. Еще один шаг – и душа, покинув усталое, больное от жажды тело навсегда войдет в этот дивный мир красоты и гармонии! Всего один шаг!

Громкий, насмешливый крик прервал наступившую тишину. В нем Николаю почудилось что-то безмерно чужое. И в то же время знакомое – с тех самых пор, как едва не сдох посреди развалин в пустыне. Кричал гриф – резко, отрывисто, как и положено птице, хлопая крыльями, вытянув длинную голую шею… Мерзкая тварь, и ничего больше!

В руке будто сам собой оказался камень, но нарушителя божественного спокойствия уж и след простыл. Вновь глянув вниз, Николай не поверил глазам – так разительно изменилась картина. Вместо волшебного города он с трудом разглядел в полумраке ущелья с десяток жалких глиняных мазанок, прислоненных друг к дружке. На этом фоне башня Великого Странника, или как его там еще, и вправду смотрелась. Но слишком уж претенциозно, словно дача «нового русского» среди вагончиков и сараев рядовых граждан.